Интервью

Ричард Дженкинс: «Если рыба и женщина хотят встречаться, зачем им мешать?»

КиноПоиск поговорил с номинантом на «Золотой глобус» за роль в «Форме воды» о принятии себя и рыбы и уникальности режиссера Гильермо дель Торо.

20 января 2018 

«Форма воды»

Ричард Дженкинс почти всегда остается в тени — идеальный актер второго плана. Если вы не киноман, то вряд ли сразу вспомните, как он выглядит. А выглядит он как Ричард из Техаса в «Ешь, молись, люби», как Тед в «После прочтения сжечь», как Фредди Бендер в «Невыносимой жестокости», как отец семейства в сериале «Клиент всегда мертв». Центральные роли у Дженкинса тоже случаются — например, в мини-сериале «Что знает Оливия?», за который он получил «Эмми».

В «Форме воды» Гильермо дель Торо — трогательной синефильской сказке о любви на фоне холодной войны, в мире нетерпимости — Ричард Дженкинс играет одинокого художника-гея. В 1960-е быть геем в США было очень даже опасно — из-за этого можно было запросто лишиться работы и друзей. И герой Дженкинса всю жизнь трусит, прячется в своей квартирке и своем мирке, самого себя считая монстром.

Однажды его единственный друг, немая соседка Элиза (Салли Хокинс), влюбляется в человека-амфибию, которого держат в военной лаборатории. Амфибию, разумеется, надо спасать, но героев поблизости нет — только персонаж Дженкинса, который и не герой вовсе. И перед ним встает выбор — побороть свои страхи, принять себя или так и остаться в безопасной скорлупе. За эту роль актер, к слову, уже получил номинацию на «Золотой глобус».

«Форма воды»

 

 

КиноПоиск встретился с Ричардом Дженкинсом и поговорил о настоящей любви, костюме рыбы и Фрэнке Капре.

— Это ваш первый совместный фильм с Гильермо дель Торо. Расскажите, как вам работалось вместе.

— Мне очень понравилась манера Гильермо работать с актерами. На самом деле я понял, чего он от нас добивался, только когда посмотрел фильм. Потому что на площадке ты видишь отдельные части, но не осознаешь общий замысел. Вот он снимает яйцо — ну ладно, яйцо, — а потом ты видишь это яйцо в кадре и думаешь: «О, какое интересное яйцо!»

— То есть когда вы читали сценарий, то представляли себе все немного иначе? Или совсем иначе?

— Конечно, когда ты читаешь сценарий, подсознание подкидывает тебе какие-то картинки, потом еще режиссер что-то объясняет, но это все не то. Вот он говорил, что мы будем делать танец амфибии и Элизы — ну, танец и танец. Но этот танец в итоге — мой любимый момент в фильме! Это же так смешно: они представлены как пара, которая вместе лет двадцать. Он чистит яйцо, сидя за столом, и она чистит яйцо, сидя на другом конце стола. Это так круто!

«Форма воды»

 

 

— Вы были фанатом дель Торо до съемок? Какие его фильмы смотрели?

— «Лабиринт Фавна» — первый и единственный на момент получения сценария. Уже потом я посмотрел остальные.

— Выходит, вы почти не знали режиссера, но согласились на проект. Как так?

— Я соглашаюсь, когда вижу, что персонаж — живой человек, настоящий, интересный, а не просто инструмент сценария. То есть он живет в истории, а не добавлен, для того чтобы дать ей какое-то развитие. Бывает, я читаю отличные сценарии и думаю: «О, да я знаю множество людей, которые сделают это лучше, чем я!» — и отказываюсь.

— Часто так происходит?

— О да, очень часто. И каждый раз недоумеваю: почему они предлагают эту роль мне, когда я знаю минимум трех актеров, которые подходят гораздо лучше?

«Форма воды»

 

 

— Может, это вы гораздо лучше, чем сами думаете о себе?

— Когда вы знаете себя, вы знаете свои сильные и слабые стороны. Это не значит, что вы параноик-перфекционист и хотите сделать все идеально. И это не значит, что вы трус и боитесь сложностей. Просто вы читаете сценарий и понимаете, что человек, который послал его вам, был пьян. Я должен чувствовать, что могу прожить жизнь этого персонажа, могу что-то ему дать. Это когда ты молод, ты думаешь, что можешь все. На самом деле нет.

— Мы тут обсуждали этот фильм с другими журналистами. Кто-то увидел в нем в первую очередь историю любви, кто-то — китч, кто-то — сказку. Что это для вас?

— Все вместе. Тут правда много всего. Все, с кем я говорил, выдвигают свои теории, но мне кажется, что это тот случай, когда ярлыки неуместны. Единственное, что совершенно точно могу сказать, — это не фильм ужасов! Наверное, это сказка, пусть будет так.

— Хотя это и не фильм ужасов, но он все равно немного пугающий. Просто в другом смысле.

— Это факт, для меня он очень-очень страшный, но не в привычном смысле.

— Возможно, он страшный именно потому, что мы все иногда чувствуем себя монстрами. У вас не бывает чувства, что вы какое-то чудище, что вы не вписываетесь?

— Не вписываюсь почти постоянно, даже сейчас! Но я хочу вписаться — вот в чем главная беда. Когда ты не вписываешься и тебе все равно, так намного проще, чем когда ты не вписываешься и страдаешь из-за этого. И ведь тебя постоянно преследует страх, что ты не впишешься! Это ужасное чувство, и это глупо, понимаю, но ничего не могу с собой поделать. Я восхищаюсь людьми, которым по барабану, которые принимают себя такими, какие они есть, и плюют на общественное мнение и все условности. Я так не умею.

— Ваш герой тоже страдает от этого.

— А мы же всегда показываем часть себя. По крайней мере со мной так: в любом моем персонаже, который вы видите в фильме или сериале, есть я, какие-то мои черты. Так что да, и это тоже я. Он хочет быть желанным, он хочет быть любимым, он хочет, чтобы в нем нуждались. У него есть Элиза, они друзья, но в то же время он как будто не принимает ее всерьез, пока не осознает, что она единственная, кому он нужен, единственная, кто беспокоится о нем. Серьезный урок для этого парня.

«Форма воды»

 

 

— Ваш персонаж живет изолированно. Он запуганный, замкнутый, но в какой-то момент меняется. Он даже решается коснуться руки того парня в баре.

— Конечно, тот факт, что он гей, в 1962 году делает его изгоем. Ему приходится врать всю жизнь. Круг его друзей не так уж велик — это такой подпольный мир. Я постоянно думал о том, насколько он одинок. Насколько глубоко было его одиночество, раз он решил дотронуться до руки бармена в публичном месте в 1962 году, не зная, гей он или натурал, нравится ли он ему или нет. Насколько велико было его желание верить в то, что между ними что-то есть. Может быть, это смелость, а может, обычный самообман, не знаю. И унижение, которое он испытал, когда ему ответили: «Это семейный ресторан, мы вам здесь больше не рады».

— Гильермо в интервью КиноПоиску говорил, что придумал целую биографию для Дмитрия, которого сыграл Майкл Стулбарг. А вашему герою он придумал бэкграунд?

— Уверен, Гильермо что-то писал и придумывал ему жизнь. Для меня все это не имеет значения. То, что не написано в сценарии и не появляется на экране, — лишняя информация, она только мешает. В одном фильме я играл необразованного человека, который при этом очень грамотно говорил. Я поинтересовался, почему он так хорошо говорит при прочих вводных. Мне ответили, что дело в его жене, она его постоянно поправляет. Но этого не было в фильме! Так что я настоял на том, что либо это должно появляться в кадре, либо нам нужно поменять его речь, сделать ее менее грамотной. Для меня все, чего нет в фильме, не существует! Понимаете, о чем я?

— И кого вы увидели, прочитав сценарий?

— Я прочитал сценарий и увидел человека, которому сначала не была интересна эта... рыба, в которую влюбилась его соседка. У меня там была своя жизнь и свои проблемы. Я пытался вернуть работу и бывшего любовника. Не знаю, мне кажется, что бывший босс был мне одновременно и любовником, так что, когда я говорю, что хочу вернуться, я имею в виду не только офис, но и наши отношения. В какой-то момент все меняется. Амфибия в моих глазах проходит путь от лобстера до бойфренда моей подруги. Все поменялось, когда я впервые увидел его — и увидел как художник. Сначала я был шокирован и не мог отвести от него глаз, а потом сказал: «Какой он красивый!» Именно такие моменты для меня важны, потому что они есть в фильме. В момент нашей встречи я все понимаю и думаю: «Да, я тоже мог бы в него влюбиться!»

— Как выглядело Существо на площадке? Это был Даг Джонс в костюме?

— Да, именно так, Даг Джонс в костюме рыбы. Первой нашей совместной сценой была сцена в ванной. Он сидел в ванне, а я рисовал его и разговаривал с ним. Помню, мы еще не начали снимать, и я подумал: «Ну да, парень в костюме рыбы сидит в ванне, и что?» Но после команды «мотор!» он изменился. Что-то произошло, почти неуловимое, но это уже был не просто парень в костюме рыбы.

«Форма воды»

 

 

— Костюм на площадке был точно такой, каким мы его видим в фильме?

— Да, такой же. Он ходил в этом костюме по 15 часов в день, три часа уходило только на то, чтобы его надеть, и потом еще два часа на то, чтобы его снять. Я бы так не смог, у меня началась бы клаустрофобия. Это очень клаустрофобный костюм. А еще Дагу приходилось есть через трубочку.

— Мне кажется, что ваш герой в каком-то смысле — зеркало амфибии. Он тоже одинок и изолирован, и именно поэтому у них с Элизой и амфибией образуется такой причудливый треугольник. По сути, ваш герой выражает эмоции монстра, его состояние.

— Я думаю, что это отличная мысль. Честно говоря, она не приходила мне в голову. Его чувства выражаются при помощи меня, да? Не знаю, что ответить, но очень интересно и забавно, потому что амфибия при этом дает моему герою развитие, добавляет смысла, выводит на новый уровень.

— Многие видят в фильме еще и политический посыл.

— Не знаю, не знаю, можно ли считать этот фильм политическим заявлением, или он просто вышел в правильное время, чтобы сказать то, что важно сказать именно сейчас.

— Вы же снимали его как раз в разгар кампании Трампа, так что в итоге многие решили, что это о сегодняшней Америке.

— Что я могу сказать? Воспринимайте так, как хотите. Это совершенно точно фильм о том, что нужно принимать людей такими, какие они есть. Да, мы все разные, и это неважно. Это фильм о принятии и о любви. Это сказка, да, но очень сильная сказка. Между прочим, такой фильм очень сложно снять. Подумайте сами: «О, я хочу снять фильм о любви!» — «Ха-ха, какая свежая мысль!» На самом же деле это вызов, еще какой! Меня очень сложно растрогать каким-то фильмом, но «Форме воды» это удалось.

«Форма воды»

 

 

— Гильермо говорит, что сейчас люди меньше выражают свои эмоции, и фильмы тоже становятся менее эмоциональными.

— Это фильм о большой любви, о настоящей большой любви. И такие фильмы больше не снимают! Знаете, такие, как в 1940-е у Капры. Вот для меня Гильермо — современный Капра. Но при этом он, конечно, такой современный Капра, который снимает жанровые картины. Фильмы обоих — о простых вещах, которые имеют огромное значение, потому что в них правда. Снять хороший фильм о любви и принятии почти невозможно. Но Капра мог это сделать, и Гильермо тоже может.

— У меня есть глупый вопрос: а что для вас «большая любовь»?

— Принятие! Это для меня любовь. Это не интим, это не физическое. Настоящая любовь — она про принятие. Ты можешь не встречаться с рыбой, но ты должен принимать рыбу и женщину, которая решила встречаться с рыбой. Потому что это ее выбор, а не мой. Я не делаю выбор за нее или за рыбу. Если рыба хочет встречаться с женщиной, а женщина хочет встречаться с рыбой, зачем им мешать? Кто я такой, чтобы говорить им что-то? Это не та любовь, о которой мы обычно говорим, но именно это настоящая любовь — не судить людей за то, кем они являются, и за то, во что они верят. Если только они не пытаются задеть меня или других. А так, рыба и рыба, удачи вам.

Автор Елизавета Окулова